- Держи, держи, дурак! -
кричал Чичиков Селифану.
- Вот я тебя палашом! -
Кричал скакавший навстречу
фельдъегерь, с усами в аршин. -
Не видишь, леший дери твою душу,
казенный экипаж.
ПРОЛОГ
Диковинный сон... Будто бы в царстве теней, над входом в
которое мерцает неугасимая лампада с надписью "Мертвые души",
шутник сатана открыл двери. Зашевелилось мертвое царство и
потянулась из него бесконечная вереница.
Манилов в шубе на больших медведях, Ноздрев в чужом
экипаже, Держиморда на пожарной трубе, Селифан, Петрушка,
Фетинья...
А самым последним тронулся он - Павел Иванович Чичиков в
знаменитой своей бричке.
И двинулась вся ватага на Советскую Русь и произошли в ней
тогда изумительные происшествия. А какие - тому следуют пункты.
I
Пересев в Москве из брички в автомобиль и летя в нем по
московским буеракам, Чичиков ругательски ругал Гоголя:
- Чтоб ему набежало, дьявольскому сыну, под обеими глазами
по пузырю в копну величиною! Испакостил, изгадил репутацию так,
что некуда носа показать. Ведь ежели узнают, что я - Чичиков,
натурально, в два счета выкинут к чертовой матери! Да еще
хорошо, как только выкинут, а то еще, храни бог, на Лубянке
насидишься. А все Гоголь, чтоб ни ему, ни его родне...
И размышляя таким образом, въехал в ворота той самой
гостиницы, из которой сто лет тому назад выехал.
Все решительно в ней было по прежнему: из щелей
выглядывали тараканы и даже их как будто больше сделалось, но
были и некоторые измененьица. Так например, вместо вывески
"Гостиница" висел плакат с надписью: "Общежитие N такой-то" и,
само собой, грязь и гадость была такая, о которой Гоголь даже
понятия не имел.
- Комнату!
- Ордер пожалте!
Ни одной секунды не смутился гениальный Павел Иванович.
- Управляющего!
Трах! Управляющий старый знакомый: дядя Лысый Пимен,
который некогда держал "Акульку", а теперь открыл на Тверской
кафе на русскую ногу с немецкими затеями: аршадами, бальзамами
и, конечно, с проститутками. Гость и управляющий облобызались,
шушукнулись, и дело наладилось вмиг без всякого ордера.
Закусил Павел Иванович, чем бог послал, и полетел устраиваться
на службу.
II
Являлся всюду и всех очаровал поклонами несколько набок и
колоссальной эрудицией, которой всегда отличался.
- Пишите анкету.
Дали Павлу Ивановичу анкетный лист в аршин длины, и на нем
сто вопросов самых каверзных: откуда, да где был, да почему?..
Пяти минут не просидел Павел Иванович и исписал всю анкету
кругом. Дрогнула только у него рука, когда подавал ее.
"Ну, - подумал, - прочитают сейчас, что за сокровище,
и..."
И ничего ровно не случилось.
Во-первых, никто анкету не читал, во-вторых, попала она в
руки к барышне-регистраторше, которая распорядилась ею по обычаю:
провела вместо входящего по исходящему и затем немедленно ее
куда-то засунула, так что анкета как в воду канула.
Ухмыльнулся Чичиков и начал служить.
III
А дальше пошло легче и легче. Прежде всего оглянулся
Чичиков и видит, куда ни плюнь, свой сидит. Полетел в
учреждение, где пайки-де выдают, и слышит:
- Знаю я вас, скалдырников: возьмете живого кота,
обдерете, да и даете на паек! А вы дайте мне бараний бок с
кашей. Потому что лягушку вашу пайковую, мне хоть сахаром
облепи, не возьму ее в рот и гнилой селедки тоже не возьму!
Глянул - Собакевич.
Тот, как приехал, первым долгом двинулся паек требовать. И
ведь получил! Съел и надбавки попросил. Дали. Мало! Тогда ему
второй отвалили; был простой - дали ударный. Мало! Дали
какой-то бронированный. Слопал и еще потребовал. И со скандалом
потребовал! Обругал всех христопродавцами, сказал, что мошенник
на мошеннике сидит и мошенником погоняет и что есть один только
порядочный человек делопроизводитель, да и тот, если сказать
правду, свинья!
Дали академический.
Чичиков лишь увидел, как Собакевич пайками орудует,
моментально и сам устроился. Но конечно, превзошел и
Собакевича. На себя получил, на несуществующую жену с ребенком,
на Селифана, на Петрушку, на того самого дядю, о котором
Бетрищеву рассказывал, на старуху-мать, которой на свете не
было. И всем академические. Так что продукты к нему стали
возить на грузовике.
А наладивши таким образом вопрос с питанием, двинулся в
другие учреждения, получать места.
Пролетая как-то раз в автомобиле по Кузнецкому, встретил
Ноздрева. Тот первым долгом сообщил, что он уже продал и
цепочку и часы. И точно, ни часов, ни цепочки на нем не было.
Но Ноздрев не унывал. Рассказал, как повезло ему на лотерее,
когда он выиграл полфунта постного масла, ламповое стекло и
подметки на детские ботинки, но как ему потом не повезло и он,
канальство, еще своих шестьсот миллионов доложил. Рассказал,
как предложил Внешторгу поставить за границу партию настоящих
кавказских кинжалов. И поставил. И заработал бы на этом тьму,
если б не мерзавцы англичане, которые увидели, что на кинжалах
надпись "Мастер Савелий Сибиряков" и все их забраковали.
Затащил Чичикова к себе в номер и напоил изумительным, якобы
из Франции полученным коньяком, в котором, однако, был слышен
самогон во всей его силе. И, наконец, до того доврался, что
стал уверять, что ему выдали восемьсот аршин мануфактуры,
голубой автомобиль с золотом и ордер на помещение в здании с
колоннами.
Когда же зять его Мижуев выразил сомнение, обругал его, но
не Софроном, а просто сволочью.
Одним словом надоел Чичикову до того, что тот не знал, как
и ноги от него унести.
Но рассказы Ноздрева навели его на мысль и самому заняться
внешней торговлей.
IV
Так он и сделал. И опять анкету написал и начал
действовать и показал себя во всем блеске. Баранов в двойных
тулупах водил через границу, а под тулупами брабантские
кружева; бриллианты возил в колесах, дышлах, в ушах и невесть в
каких местах.
И в самом скором времени очутились у него около пятисот
апельсинов капиталу.
Но он не унялся, а подал куда следует заявление, что
желает снять в аренду некое предприятие и расписал
необыкновенными красками, какие от этого государству будут
выгоды.
В учреждении только рты расстегнули - выгода,
действительно, выходила колоссальная. Попросили указать
предприятие. Извольте. На Тверском бульваре, как раз против
Страстного монастыря, перейдя улицу и называется - "Пампуш на
Твербуле". Послали запрос куда следует: есть ли там такая штука.
Ответили: есть и всей Москве известна. Прекрасно.
- Подайте техническую смету.
У Чичикова смета уже за пазухой.
Дали в аренду.
Тогда Чичиков, не теряя времени полетел куда следует:
- Аванс пожалте.
- Представьте ведомость в трех экземплярах с надлежащими
подписями и приложением печатей.
Двух часов не прошло, представил и ведомость. По всей
форме. Печатей столько, как в небе звезд. И подписи налицо.
За заведующего - Неуважай-Корыто, за секретаря -
Кувшинное Рыло, за председателя тарифно-расценочной комиссии -
Елизавета Воробей.
- Верно. Получите ордер.
Кассир только крякнул, глянув на итог.
Расписался Чичиков и на трех извозчиках увез дензнаки.
А затем в другое учреждение:
- Пожалте подтоварную ссуду.
- Покажите товары.
- Сделайте одолжение. Агента позвольте.
- Дать агента.
Тьфу! И агент знакомый: Ротозей Емельян.
Забрал его Чичиков и повез. Привел в первый попавшийся
подвал и показывает. Видит Емельян - лежит несметное
количество продуктов.
- М-да... И все ваше?
- Все мое.
- Ну, - говорит Емельян, - поздравляю вас в таком случае.
Вы даже не мильонщик, а трильонщик!
А Ноздрев, который тут же с ними увязался, еще подлил
масла в огонь:
- Видишь, - говорит, - автомобиль в ворота с сапогами
едет? Так это тоже его сапоги.
А потом вошел в азарт, потащил Емельяна на улицу и
показывает.
- Видишь магазины? Так это все его магазины. Все, что по
эту сторону улицы , - все его. А что по ту сторону - тоже его.
Трамвай видишь? Его. Фонари?.. Его. Видишь? Видишь?
И вертит его во все стороны.
Так что Емельян взмолился:
- Верю! Вижу... только отпусти душу на покаяние.
Поехали обратно в учреждение.
Там спрашивают:
- Ну что?
Емельян только рукой махнул:
- Это, - говорит, - неописуемо!
- Ну раз неописуемо - выдать ему N+1 миллиардов.
V
Дальше же карьера Чичикова приняла головокружительный
характер. Уму непостижимо, что он вытворял. Основал трест для
выделки железа из деревянных опилок и тоже ссуду получил. Вошел
пайщиком в огромный кооператив и всю Москву накормил колбасой
из коррекция дохлого мяса. Помещица Коробочка, услышав, что
теперь в Москве "все разрешено", пожелала недвижимость
приобрести; он вошел в компанию с Замухрышкиным и Утешительным
и продал ей Манеж, что против Университета. Взял подряд на
электрификацию города, от которого в три года никуда не
доскачешь, и войдя в контакт с бывшим городничим, разметал
какой-то забор, поставил вехи, чтобы было похоже на планировку,
а на счет денег, отпущенных на электрификацию, написал, что их
у него отняли банды капитана Копейкина. Словом, произвел чудеса.
И по Москве вскоре загудел слух, что Чичиков - триллионщик.
Учреждения начали рвать его к себе нарасхват в спецы. Уже
Чичиков снял за 5 миллиардов квартиру в пять комнат, уже
Чичиков обедал и ужинал в "Ампире".
VI
Но вдруг произошел крах.
Погубил же Чичикова, как правильно предсказал Гоголь,
Ноздрев, а прикончила Коробочка. Без всякого желания сделать
ему пакость, а просто в пьяном виде, Ноздрев разболтал на бегах
и про деревянные опилки, и о том, что Чичиков снял в аренду
несуществующее предприятие, и все это заключил словами, что
Чичиков жулик и что он бы его расстрелял.
Задумалась публика, и как искра побежала крылатая молва.
А тут еще дура Коробочка вперлась в учреждение
расспрашивать, когда ей можно будет в Манеже булочную открыть.
Тщетно уверяли ее, что Манеж казенное здание и что ни купить
его, ни что-нибудь открывать в нем нельзя, - глупая баба ничего
не понимала.
А слухи о Чичикове становились все хуже и хуже. Начали
недоумевать, что такое за птица этот Чичиков, и откуда он
взялся. Появились сплетни, одна другой зловещее, одна другой
чудовищней.
Беспокойство вселилось в сердца. Зазвенели телефоны,
начались совещания. Комиссия построения в комиссию наблюдения,
комиссия наблюдения в жилотдел, жилотдел в Наркомздрав,
Наркомздрав в Главкустпром, Главкустпром в Наркомпрос,
Наркомпрос в Пролеткульт, и т. д.
Кинулись к Ноздреву. Это, конечно было глупо. Все знали,
что Ноздрев лгун, что Ноздреву нельзя верить ни в одном слове.
Но Ноздрева призвали, и он ответил по всем пунктам,.
Объявил, что Чичиков действительно взял в аренду
несуществующее предприятие, и что он, Ноздрев, не видит
причины, почему бы не взять, ежели все берут? На вопрос: уж не
белогвардейский ли шпион Чичиков, ответил, что шпион и что его
недавно хотели даже расстрелять, но почему-то не расстреляли.
На вопрос: не делал ли Чичиков фальшивых бумажек, ответил, что
делал и даже рассказал анекдот о необыкновенной ловкости
Чичикова: как, узнавши, что правительство хочет выпускать новые
знаки, Чичиков снял квартиру на Марьиной роще и выпустил оттуда
фальшивых знаков на 18 миллиардов и при этом на два дня раньше,
чем вышли настоящие, а когда туда нагрянули и опечатали
квартиру, Чичиков в одну ночь перемешал фальшивые знаки с
настоящими, так что потом сам черт не мог разобраться, какие
знаки фальшивые, а какие настоящие. На вопрос: точно ли Чичиков
обменял свои миллиарды на бриллианты, чтобы бежать за границу,
Ноздрев ответил, что это правда, и что он сам взялся помогать и
участвовать в этом деле, а если бы не он, ничего бы и не вышло.
После рассказов Ноздрева полнейшее уныние овладело всеми.
Видят, никакой возможности узнать, что такое Чичиков, нет. И
неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не нашелся среди
всей компании один. Правда, Гоголя он тоже, как и все, в руки не
брал, но обладал маленькой дозой здравого смысла.
Он воскликнул:
- А знаете, кто такой Чичиков?
И когда все хором грянули:
- Кто?!
Он произнес гробовым голосом:
- Мошенник.
VII
Тут только и осенило всех. Кинулись искать анкету. Нету.
По входящему. Нету. В шкапу - нету. К регистраторше.
- Откуда я
знаю? У Иван Григорьича.
К Иван Григорьичу:
- Где?
- Не мое дело. Спросите у секретаря и т. д. и т. д.
И вдруг неожиданно в корзине для ненужных бумаг - она.
Стали читать - и обомлели.
Имя? Павел. Отчество? Иванович. Фамилия? Чичиков. Звание?
Гоголевский персонаж. Чем занимался до революции? Скупкой
мертвых душ. Отношение к воинской повинности? Ни то ни се, ни
черт знает что. К какой партии принадлежит? Сочувствующий (а
кому - неизвестно). Был ли под судом? Волнистый зигзаг. Адрес?
Поворотя во двор, в третьем этаже направо, спросить в
справочном бюро штаб-офицершу Подточину, а та знает.
Собственноручная подпись? Обмакни!!
Прочитали и окаменели.
Крикнули инструктора Бобчинского:
- Катись на Тверской бульвар в арендуемое им предприятие и
во двор, где его товары, может, там что откроется!
Возвращается Бобчинский. Глаза круглые.
- Чрезвычайное проишествие!
- Ну!
- Никакого предприятия там нету, это он адрес памятника
Пушкину указал. И запасы не его, а "АРА".
Тут все взвыли:
- Святители угодники! Вот так гусь! А мы ему миллиарды!!
Выходит, теперича, ловить его надо!
И стали ловить.
VIII
Пальцем в кнопку ткнули:
- Курьера.
Отворилась дверь и предстал Петрушка. Он от Чичикова уже
давно отошел и поступил курьером в учреждение.
- Берите немедленно этот пакет и немедленно отправляйтесь.
Петрушка сказал:
- Слушаю-с.
Немедленно взял пакет, немедленно отправился и немедленно потерял.
Позвонили Селифану в гараж:
- Машину. Срочно.
- Чичас.
Селифан встрепенулся, закрыл мотор теплыми штанами,
натянул на себя куртку, вскочил на сиденье, засвистел, загудел
и полетел.
Какой же русский не любит быстрой езды?!
Любил ее и Селифан, и поэтому при самом въезде на Лубянку
пришлось ему выбирать между трамваем и зеркальным окном
магазина. Селифан в течение одной терции времени выбрал второе,
от трамвая увернулся и, как вихрь, с воплем: "Спасите!" въехал
в магазин через окно.
Тут даже у Тентетникова, который заведовал всеми
Селифанами и Петрушками, лопнуло терпение:
Уволить обоих, к свиньям!
Уволили. Послали на биржу труда. Оттуда командировали: на
место Петрушки - плюшкинского Прошку, на место Селифана -
Григория Доезжай-не-Доедешь. А дело тем временем кипело дальше!
- Авансовую ведомость!
- Извольте.
- Попросить сюда Неуважая-Корыто.
Оказалось, попросить невозможно. Неуважая месяца два тому
назад вычистили из партии, а уже из Москвы он и сам вычистился
сейчас же после этого, так как делать ему в ней было больше
решительно нечего.
- Кувшинное Рыло?
Уехал куда-то на куличку инструктировать губотдел.
Принялись тогда за Елизавета Воробья. Нет такого! Есть
правда, машинистка Елизавета, но не Воробей. Есть помощник
заместителя младшего делопроизводителя замзавподотдел Воробей,
но он не Елизавета!
Прицепились к машинистке:
- Вы?!
- Ничего подобного! Почему это я? Здесь Елизавета с
твердым знаком, а разве я с твердым? Совсем наоборот...
И в слезы. Оставили в покое.
А тем временем, пока возились с Воробьем, правозаступник
Самосвистов дал знать Чичикову стороной, что по делу началась
возня и, понятное дело, Чичикова и след простыл.
И напрасно гоняли машину по адресу: поворотя направо,
никакого, конечно, справочного бюро не оказалось, а была там
заброшенная и разрушенная столовая общественного питания. И
вышла к приехавшим уборщица Фетинья и сказала, что никого
нетути.
Рядом, правда, поворотя налево, нашли справочное
бюро, но сидела там не штаб-офицерша Подточина, а какая-то
Подстега Сидоровна и, само собой разумеется, не знала не только
Чичиковского адреса, но и своего собственного.
IX
Тогда напало на всех отчаяние. Дело запуталось до того,
что и черт в нем никакого вкусу не отыскал. Несуществующая
аренда перемешалась с опилками, брабантские кружева с
электрификацией, Коробочкина покупка с бриллиантами. Влип в
дело Ноздрев, оказались замешанными и сочувствующий Ротозей
Емельян и беспартийный Вор Антошка, открылась какая-то панама с
пайками Собакевича. И пошла писать губерния!
Самосвистов работал не покладая рук и впутал в общую кашу
и путешествия по сундукам и дело о подложных счетах за
разъезды (по одному ему оказалось замешано до 50 000 лиц), и проч.
и проч. Словом, началось черт знает что. И те, у кого миллиарды
из-под носа выписали, и те, кто их должны были отыскать,
метались в ужасе и перед глазами был только один непреложный
факт:
Миллиарды были и исчезли.
Наконец встал какой-то Дядя Митяй и сказал:
- Вот что, братцы... Видно, не миновать нам следственную
комиссию назначить.
X
И вот тут (чего во сне не увидишь!) вынырнул, как некий
бог на машине, я и сказал:
- Поручите мне.
Изумились:
- А вы... Того... Сумеете?
А я:
- Будьте покойны.
Поколебались. Потом красным чернилом:
"Поручить".
- Тут я и начал (в жизнь не видел приятнее сна!).
Полетели со всех сторон ко мне 35 тысяч мотоциклистов:
- Не угодно ли чего?
А я им:
- Ничего не угодно. Не отрывайтесь от ваших дел. Я сам
справлюсь. Единолично.
Набрал воздуху и гаркнул так, что дрогнули стекла:
- Подать мне сюда Ляпкина-Тяпкина! Срочно! По телефону
подать!
- Так что подать невозможно... Телефон сломался.
- А-а! Сломался! Провод оборвался? Так чтоб он даром не
мотался, повесить на нем того, кто докладывает!!
Батюшки! Что тут началось!
- Помилуйте-с... Что вы-с... Сию... Хе-хе... Минутку...
Эй! Мастеров! Проволоки! Сейчас починят.
В два счета починили и подали.
И я рванул дальше:
- Тяпкин? М-мерзавец! Ляпкин? Взять его прохвоста! Подать
мне списки! Что? Не готовы? Приготовить в пять минут, или вы
сами очутитесь в списках покойников! Э-э-то кто?! Жена Манилова
- регистраторша? В шею! Улинька Бетрищева - машинистка? В шею!
Собакевич? Взять его! У вас служит негодяй Мурзофейкин? Шулер
Утешительный? Взять!! И того, что их назначил - тоже! Схватить
его! И его! И этого! И того! Фетинью вон! Поэта Тряпичкина,
Селифана и Петрушку в учетное отделение! Ноздрева в подвал... В
минуту! В секунду!! Кто подписал ведомость? Подать его
каналью!! Со дна моря достать!!
Гром пошел по пеклу...
- Вот черт налетел! И откуда такого достали?!
А я:
- Чичикова мне сюда!!
- Н... Н... Невозможно сыскать. Они скрымшись...
- Ах, скрымшись? Чудесно! Так вы сядете на его место.